Промозглым октябрьским вечером 16 октября 1893 года Чайковский представил достопочтенной публике свое новое сочинение — Шестую симфонию. После концерта, провожая домой кузину Анну Петровну Мерклинг, с которой был дружен с самого детства, он спросил, поняла ли она, о чем было его новое произведение. Она ответила: «Кажется, вы описали в нем свою жизнь». Ты угадала, — обрадовался композитор и стал объяснять: — Первая часть — детство и смутные стремления к музыке. Вторая — молодость и светская веселая жизнь. Третья — жизненная борьба и достижение славы. Ну а последняя, — добавил он весело, — это De profundis (молитва об умершем), чем все кончаем, но для меня это еще далеко, я чувствую в себе столько энергии, столько творческих сил; я знаю, что теперь создам еще много, много хорошего и лучшего, чем до сих пор». Проводив кузину, Петр Ильич направился в модный ресторан Лейнера на углу Невского проспекта и Мойки к ожидавшей его компании. В тот вечер он был необычайно весел и даже возбужден. Реквием по усопшему 17 октября. Чайковский готовит партитуру Шестой симфонии, чтобы отправить ее издателю. По совету своего брата, Модеста Ильича, композитор назвал симфонию Патетической. Потом отправился завтракать к Направнику. Сын Направника Владимир вспоминал, что Чайковский вошел к нему в комнату и сказал: «Знаешь, ведь симфония вчера не имела успеха у публики, но еще более мне грустно, что она не понравилась оркестру». Композитор много думал о причинах такого восприятия его творения. В письме от 18 октября он писал: «С этой симфонией происходит что-то странное. Она не то чтобы не понравилась, но произвела некоторое недоумение». Причины же недоумения были вполне объяснимы. Публике было странно слышать реквием по усопшему, который, будучи живым, сам управлял оркестром. Да и оркестр не желал отпевать живого Чайковского, стоящего за дирижерским пультом. Произведение исполнили не вовремя, вот оно и не прозвучало. А между тем природа подарила композитору еще восемь дней: четыре — чтобы напоследок насладиться жизнью, четыре — чтобы проститься с ней… «Я умру в той же обстановке» Утром 21 октября Петр Ильич почувствовал недомогание, выпил «горькой» воды «Гуяниди-Янис». Недомогание усилилось. Композитора преследовали уремия, беспрерывный понос и рвота, крайняя слабость, боли в груди и брюшной полости. К вечеру послали за другом семьи, врачом Василием Бертенсоном. Осмотрев больного, обеспокоенный врач послал за своим братом, Львом Бертенсоном, работавшем в Николаевском госпитале, где имелось холерное отделение. Тот тщательнейшим образом осмотрел больного и тут же поставил диагноз: «азиатская холера в альгидной (тяжелой) форме», До самого утра Чайковский метался в бреду и мучился болями, но на рассвете почувствовал себя лучше. «Доктор, вы вырвали меня из когтей смерти», — сказал он и попросил чаю. Но, увы, улучшение оказалось непродолжительным. Началась обычно сопровождающая холеру уремия, с которой ослабленный организм категорически не справлялся, При поражении почек врачи рекомендуют ванны. Бертенсон хотел прописать своему подопечному это средство, но тот категорически отказался. Чайковский отлично помнил, что его мать умерла все от той же холеры в тот самый миг, когда ее несли в ванну. Этот момент оставил неизгладимый след в душе Чайковского, и он иногда говорил: «Я умру в той же обстановке». В воскресенье, 25-го, когда Петр Ильич был уже почти без сознания, врач все-таки рискнул прибегнуть к этой простой процедуре, но, увы, чуда не произошло. В 3 часа ночи Чайковский умер. Было ему тогда всего 53 года. Стакан воды Где же композитор мог подхватить эту страшную заразу? Вероятнее всего, это стало результатом халатности или небрежности. Чайковский в тот день несколько раз пил сырую воду. Вопрос заключался только в том, где он мог заразиться — в ресторане Лейнера или дома, поскольку, по разным свидетельствам, сырую воду он пил и там, и там. Возможно, сыграло свою роль и то, что летом того же года Петр Ильич перенес легкую форму холеры, бациллы которой при определенных условиях способны «спать» в организме до нескольких месяцев. Скорее всего, заболевание было вызвано роковым стечением обстоятельств: предрасположенный к болезни организм в какой-то момент мог среагировать на инфицированную петербургскую сырую воду. «Вот незабвенного везут» Публику, желавшую попрощаться с композитором, пустили в квартиру уже в 2 часа дня. Доступ был свободным, поток людей, проходящих мимо гроба, казался бесконечным. Римский-Корсаков в своих воспоминаниях очень удивлялся, что к умершему от холеры человеку допустили столько народу, а виолончелист Вержбилович даже целовал покойного, правда, некоторые свидетели утверждали, что этот «смельчак» находился в состоянии тяжелейшего похмелья и плохо соображал, что делает. Однако этот эпизод имел свои последствия: горожане, привыкшие к холерным строгостям, поразились, и по городу тут же поползли слухи о том, что Чайковский умер вовсе не от холеры. Обсуждались разные версии самоубийства, вплоть до самых бредовых и мерзких. Говорили об отравлении — как случайном, так и преднамеренном. Пресса эти слухи умело подогревала. И чем больше участники событий пытались отразить на страницах печати истинный ход событий, тем больше возникало подозрений и противоречий. Хоронили Чайковского по высшему разряду, с государственными почестями, все расходы по распоряжению императора Александра III взяла на себя казна. Осень 1893 года изобиловала непрерывными дождями и туманами, но 27 октября, в день похорон, природа будто сжалилась над сотнями тысяч людей и подарила ясный, тихий и солнечный день. Прощание было торжественным и проходило в переполненном Казанском соборе. Публика стояла сплошной стеной, гроб утопал в венках и букетах. Исполняли обедню Чайковского. Дивно пели хоры. Гроб с покойником установили на колесницу, и траурная процессия двинулась по Казанской улице, по сторонам которой тесно стояли люди. Когда колесница поравнялась со зданием Публичной библиотеки, откуда-то сверху раздался голос: «Вот незабвенного везут». В амбразуре глухого углового окна на подоконнике стояли рабочие. Кто-то из них произнес эту фразу, услышанную многотысячной толпой, или это был глас свыше?.. Похоронили Чайковского в Александро-Невской лавре. Странные обстоятельства И откуда взялась холера? В день смерти Чайковского во всем миллионном Петербурге на учете было всего 68 таких больных, а Чайковский, в отличие от многих из них, жил в прекрасных условиях. Анализируя причины недоумения публики, впечатлительный Чайковский наверняка пришел к неутешительному выводу о преждевременности исполнения реквиема. Неслучайно, жалуясь на недомогание зашедшему к нему Глазунову, Чайковский сказал: «Надеюсь, что это не холера…» Умри его мать от тифа, оспы или испанки, мнительный Петр Ильич уверовал бы, что у него «та самая» болезнь… В смерти Чайковского много загадочного и необъяснимого. Главный вопрос так и остался без ответа: предчувствие композитором своей грядущей смерти. Оно явлено в музыке его «наиискреннейшей» (по словам самого Чайковского) Шестой симфонии, законченной в марте 1893 года. Вывод из этой истории следующий: со смертью шутки плохи. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо…
Сергей КУНИЦЫН
Свежие комментарии