В качестве своеобразного эпиграфа процитирую Вячеслава Всеволодовича Иванова и Владимира Николаевича Топорова[1]:

Перун – в славянской мифологии бог грозы (грома). Общеславянский культ Перуна восходит к культу бога грозы (грома) в индоевропейской мифологии и имеет много общих черт с аналогичным культом Перкунаса в балтийской мифологии.

Новости СМИ2

Бог грозы уже в индоевропейской традиции связывался с военной функцией и соответственно считался покровителем военной дружины и её предводителя (у славян – князя), особенно на Руси. Его представляли в виде немолодого мужа: по древнерусскому летописному описанию, голова его деревянного идола была серебряной (седина?), а усы – золотыми. По данным других индоевропейских традиций, особое мифологическое значение имела борода громовержца, что косвенно отразилось в русских фольклорных формулах, относящихся к «бороде Ильи», образ которого заменил Перуна в эпоху двоеверия. Главным оружием Перуна были камни («громовый камень» – название белемнита) и стрелы (др.-рус. «громовая стрела»), а также топоры, являвшиеся, как и стрелы, предметами языческого культа (в древнерусских христианских текстах – «богомерзкие вещи»). Миф о Перуне частично восстанавливается по его следам в белорусской и некоторых других славянских традициях, где громовержец соотнесён ещё с самим Перуном (бел. пярун, «гром»), и по многочисленным сказочным, былинным и др. фольклорным трансформациям, где Перуна заменяют Илья и другие персонажи с позднейшими именами. Перун, первоначально в образе всадника на коне или на колеснице (ср. позднейшую иконографию Ильи-пророка), поражает своим оружием змеевидного врага (в изначальном варианте мифа – то мифологическое существо, которому соответствует Волос-Велес, в поздних текстах – сказочный Змиулан и т. п.), последовательно прячущегося от него в дереве, камне, в человеке, животных, в воде. При дальнейших трансформациях мифа может изменяться имя (но не облик) Перуна и его противника, но основная сюжетная схема остаётся неизменной. После победы Перуна над врагом освобождаются воды (в архаических и поздних трансформациях мифа – скот, женщина, похищенная противником Перуна) и проливается дождь. Поэтому наиболее очевидной интерпретацией мифа о Перуне является его истолкование как этиологического мифа о происхождении грома, грозы, плодородного дождя. Этому мифу соответствуют общеславянские ритуалы, само название которых указывает на связь с культом Перуна: болг. «пеперуна» с многочисленными табуистическими и звукоподражательными вариациями типа пеперуда, перперуга, преперуда, серб.-хорв. прпоруша и т. п.; такое же объяснение предлагается и для названий аналогичных ритуалов типа болг. и серб.-хорв. додола. Эти ритуалы вызывания дождя включают обливание женщины, возможно, первоначально связанной с жертвами Перуну. Характерной чертой мифов и ритуалов, связанных с Перуном, является их соотнесение с дубами и дубовыми рощами (ср. «Перунов дуб» в средневековой западноукраинской грамоте) и с возвышенностями, на которых ставили в древности идолы Перуна (в Киеве и Новгороде) и его святилища. Соответственно по всей древней области расселения славян известны названия возвышенностей и гор, которые происходят от имени Перуна. Связь Перуна с горами и дубовыми рощами восходит к индоевропейскому периоду. В балтийской и славянской мифологиях Перун приурочивается к четырём сторонам света, что видно, в частности, и из названия четверга как «дня Перуна» в полабской традиции. Согласно древнерусскому источнику, «Перунов много» (Перунъ есть многъ), что относилось к наличию нескольких географических и сезонных ипостасей Перуна, каждая из которых в мифологии балтийских славян, по-видимому, нашла продолжение в самостоятельном божестве, воплощающем лишь одну из ипостасей Перуна. В пантеоне Киевской Руси Перун почитался как высший бог, что видно и по его месту в списках богов.

Также рекомендую ознакомиться с предыдущей статьёй, где разбирались функции бога Перуна.

Гром

Самый очевидный и всем известный атрибут Перуна – гром (в народных представлениях тождествен молнии). Вот что пишет Светлана Михайловна Толстая[1]:

Гром – в народной традиции карающее орудие небесных сил – Бога, Ильи Пророка, Перуна. Чаще всего гром объясняли тем, что св. Илья ездит по небу на колеснице с огненными конями, что Илья или Бог кидают по небу и с неба на землю камни; южные славяне считали, что гром и молния происходят от борьбы змей-драконов хал.

Повсеместно у славян существует верование, что Бог, св. Илья или небесный змей громом поражают дьявола, чёрта, которые, прячась и спасаясь, забираются в воду или под дерево, под камень. Поэтому во время грозы людям нельзя укрываться под деревом или в воде. По представлениям белорусов, нельзя сидеть на меже (там водятся черти); опасны места, где зарыт некрещёный младенец, и т. п. Считается, что «гром» (молния) не бьёт в некоторые деревья, в крапиву, в дом, на котором есть гнездо аиста. Сербы полагали, что «гром» не бьёт в орех, поэтому в грозу опоясывались ореховой веткой. Человек, убитый «громом», у славян мог считаться и праведником, счастливым, и грешником, в котором скрывался чёрт. Дерево, поражённое «громом», не употребляли для строительства или на дрова, однако ему приписывали иногда целительные свойства (щепкой такого дерева лечили зубную боль). Загоревшийся от молнии дом часто запрещалось тушить (считалось невозможным потушить пожар) или полагалось тушить не водой, а молоком от чёрной коровы, кислым молоком, сывороткой и т. п.

Во время грозы для защиты от удара грома зажигали сретенские («громничные») свечи, освящённые в Вербное воскресенье ветки вербы, жгли в печи лён, травы, троицкую зелень, венки и т. п.

Для отгона грозовой тучи выбрасывали во двор лопату, использовавшуюся для выпечки хлеба, или клали крест-накрест лопату и кочергу, выносили дежу, освящённые предметы, воду и травы, пасхальную скатерть, яйцо, хлеб-соль и др.

Во время грозы запрещалось держать открытыми дверь, окно или трубу, сидеть у окна, есть, пить, разговаривать, ходить с непокрытой головой, босиком, задирать подол и т. п. Всё это могло навлечь на человека удар грома. Иногда предписывалось завешивать зеркало, сидеть под балкой с крестом и т. п.

Чтобы уберечься от грома, совершались предупредительные магические действия. На Сретение («Громницы») освящалась специальная «громничная» свеча, которая хранилась в красном углу и зажигалась во время грозы (иногда это была «четверговая» свеча). Под крышу дома западные славяне вешали букетики цветов или веночки, сплетённые в праздник Божьего Тела, под стреху затыкали также крапиву, орех или другие растения, рождественскую солому и т. п. Предохраняли от «грома» скорлупки пасхальных яиц и кости от освящённого поросенка: их завязывали в узелок и хранили под крышей, а также закапывали в поле, в огороде, в саду. Поля защищали ореховыми, вербовыми и др. ветками, специально сделанными крестиками, которые втыкали по углам поля.

Для того чтобы избавиться от страха перед громом, рекомендовалось есть заплесневевший хлеб или хлеб, поеденный мышами; есть крошки хлеба с ножа; есть цветки ржи, почки вербы и т. п.; детям подпаливали крестообразно волосы на голове, разламывали над головой ребенка две спёкшихся буханки, давали целовать «хлебную» лопату.

Главным и наиболее надёжным средством защиты от грома считалось соблюдение и почитание праздников и «громовых» дней, которых особенно много было у южных славян: все четверги между Пасхой и Вознесением, несколько дней в период жатвы («Огненная Мария» и др.), Ильин день и др., когда строго запрещалась всякая работа, особенно работа в поле и прядение-тканье.

Первый весенний гром считался значительным событием и сопровождался множеством магических ритуалов и гаданий. У восточных славян было принято, заслышав раскаты грома, прислоняться к дереву (дубу) или тереться спиной о дерево, дубовый столб, забор и т. д. Это делалось для того, чтобы предотвратить или излечить боль в спине. С той же целью катались по земле или просто падали на землю, что должно было принести здоровье, благополучие, удачу. Болгары и сербы также катались по земле (или перекатывали мальчика), чтобы во время полевых работ не болела спина и чтобы град не побил посевы. К менее распространённым обычаям относятся (у восточных славян): умывание у реки, колодца, обливание водой, после чего следовало утираться красным платком, чтобы быть здоровым и красивым; постукивание камнем или железом по голове, «чтобы быть крепким и не бояться грома»; поднимание тяжёлых предметов (телеги, колес, печи и т. п.); зажигание свечи, сжигание под печью освящённых вербовых веток. Заслышав первый гром, крестились и крестили трижды тучу. Все эти меры должны были обеспечить силу, здоровье и удачу и защитить от грозы летом.

В приведённом тексте хорошо показано то, как языческие мотивы, языческое восприятие грома переплелись с христианством в так называемом народном православии, в двоеверии.

Возвышенности

К атрибутам Перуна исследователи относят возвышенности по двум причинам. Во-первых, летописи свидетельствуют о том, что идолы Перуна располагались на холмах[2]; во-вторых, существуют и некоторые лингвистические основания.

Рассматривая теоним «Перун» в индоевропейской перспективе, некоторые исследователи сравнивают его со словами, обозначающими возвышенности: готск. «fairguni» (гора), хетт. «perunas» (скала), др.-инд. «párvata-» (гора)[3].

Дуб

О том, что священное дерево Перуна – это дуб, знают многие. А вот о том, что индоевропейское название дуба созвучно с именем славянского громовержца, наверное, нет. Название это – «perkṷu-». У славян оно не сохранилось, очевидно, по причине сакральности дерева и замещением его названия в разговорной речи привычным нам словом «дуб» (ибо не поминайте всуе, как говорится)[4].

Описание ритуала, связанного с дубом и проводившегося на острове Хортица, в середине X века оставил византийский император Константин VII Багрянородный:

На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие – кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай.

Перунов дуб, как ориентир, фигурирует в грамоте галицкого князя Льва Даниловича от 1302 года, где определяются границы владений епископа Перемышльского:

…а отъ той горы до Перунова Дуба горѣ склонъ.

Священный статус дуба подтверждается и археологическими раскопками. Свидетельствует академик Борис Александрович Рыбаков[4]:

Дважды наука обогатилась находками подлинных священных дубов языческого времени. Первая находка была сделана в 1909 г. В 8 км от устья Десны близ Никольского монастыря из воды был извлечён ствол дуба около 20 м длины. Дуб погиб сравнительно молодым – судя по годичным кольцам, ему было около 150 лет. В своё время в толщу ствола были врезаны и успели врасти в древесину четыре кабаньих челюсти, расположенные квадратом. Челюсти принадлежали молодым кабанам. Вторая аналогичная находка дубового ствола с кабаньими клыками была сделана в 1975 г., неподалеку от первой в Днепре, ниже устья Десны. На высоте 6 м от корней в ствол дуба были также вживлены 9 кабаньих челюстей, образующих фигуру квадрата со стороной в 34 см. Нижняя часть ствола носит следы огня. Дата по С14 – примерно середина VIII в. н. э.

Вот каков образ дуба в славянском фольклоре (статья Татьяны Алексеевной Агапкиной)[1]:

Дуб – в традиционной культуре славян самое почитаемое дерево, символизирующее силу, крепость и мужское начало; место совершения религиозных обрядов, объект и локус жертвоприношений.

У славян дуб занимает первое место в ряду деревьев и соотносится с первыми элементами других символических рядов, а также с верхним миром; ему приписываются положительные значения. Сербы говорили о дубе – цар дрва, русские называли его Царь Дуб; в сакральной практике именно дуб выполнял ряд культовых функций, в фольклоре и практической магии фигурировал в качестве мирового дерева; согласно поверьям и фольклорным текстам, на дубе обитал царь птиц орёл или птица Кук; в приметах и запретах дуб сопоставлялся с хозяином дома; в главном календарном обряде южных славян дуб использовался в качестве бадняка. В заговорах дуб наделяется именем собственным (например, Карколист, Дорофей); в болгарской легенде рассказывалось о том, как дубовая роща спрятала Бога, убегавшего от Чумы; в благодарность за это Бог сделал так, чтобы листья с дуба опадали лишь поздней осенью. В славянских языках и диалектах слово «дуб» часто выступает в родовом значении «дерево».

Ранние свидетельства о почитании дуба у славян относятся к X–XII вв. В трактате Константина Багрянородного (середина X в.) сообщается о том, что росы совершали жертвоприношения на о. Хортица, где рос огромный дуб. По сведениям из Воронежской губернии, молодые после венчания ехали к старому дубу и трижды объезжали вокруг него. У южных славян дуб и его основные виды использовались в качестве «записа». Повсеместно запрещалось рубить и причинять ущерб священным дубам.

Дубы считались и местом обитания мифологических персонажей. У южных славян большие дубы, вязы и буки назывались «самовилскими», или «самодивскими» (на них собирались самодивы, вилы, джины, черти). Эти дубы запрещалось рубить, а также спать под ними из-за опасности заболеть или повредиться умом. На больших дубах обитали гигантские мифологические змеи – покровители угодий, охранявшие местность от града и непогоды и боровшиеся с халами.

Дуб связан с громовержцем. На связь дуба и Перуна указывает запрет находиться под дубом во время грозы и выращивать дуб около дома, т. к. в первую очередь гром бьёт в дуб. В белорусском фольклоре дуб и «Перун» фигурируют в сюжетах сказок и заговоров, посвящённых преследованию громовержцем змея, сокола и других его противников.

В фольклорных текстах дуб выступает в образе трёхчастного мирового дерева, моделирующего Вселенную с её тремя мирами. В заговорах дуб, стоящий на острове, вблизи храма, на горе, посредине океана, обозначает центр мира и сам мир и вместе с тем идеальное иномирное пространство, где только и возможно разрешение той или иной кризисной ситуации (в частности, избавление от болезни). Рядом с дубом или прямо на нём находятся царь, царица, Бог, Богородица и святые, а вокруг дуба в его корнях или на листьях лежит змея (ср. также южнославянского Змея-охранителя, живущего на дубе).

В верованиях, практической магии и фольклоре дуб последовательно выступает как мужской символ. Воду после купания новорожденного мальчика выливают под дуб; когда невесту вводят в дом мужа, она первой входит туда и говорит про себя: «Около двора дубочки, а в дом – сыночки», если хочет, чтобы у неё рождались мальчики.

Дуб считался самым крепким деревом: «За один раз дуба не свалишь»; ср. восточнославянский обычай тереться спиной о дуб при первом громе или при виде первой весенней птицы, чтобы спина была крепкой; затыкать за пояс на спине дубовую ветку, чтобы спина не болела во время жатвы, и др. Поляки вешали на рога коровам дубовые венки, чтобы коровы были сильными и чтобы рога не ломались при бодании; на Витебщине повитуха обрезала мальчику пуповину на дубовой плахе, чтобы он вырос крепким.

В народной медицине южных славян популярным способом лечения детских болезней, а также способом прекращения детской смертности в семье был обычай закладывать в ствол дуба отрезанные волосы и ногти больного ребёнка или нитку, которой предварительно измеряли ребёнка, а затем забивать это отверстие колышком: когда ребенок перерастёт это отверстие, болезнь оставит его.

Дуб служил объектом, на который символически переносили болезни. Белорусы выливали под молодой дуб воду, в которой мыли чахоточного больного; поляки при нарывах во рту плевали в отверстие, выкопанное под дубом; украинцы, поляки, чехи, мораване оставляли на дубе одежду больного; болгары, сербы и македонцы посещали почитаемые дубы и привязывали к их ветвям ленточки и нитки из одежды.

Ирис

Согласно одной гипотезе, Перуну из флоры посвящён не только дуб, но и ирис (он же петушок, он же касатик).

Данная гипотеза основана на том, что южные славяне называют ирис германский перуникой и богишей (то есть божьим цветком)[6].

Оппоненты критикуют сие предположение, выводя происхождение слова «перуника» от перистой формы листьев ириса, а название «божий цветок» полагая слишком локальным[7].

Громовые стрелы

По сути своей, громовые стрелы – это ископаемые доисторические кремневые орудия (такие как наконечники стрел и копий), а также фульгуриты(спёкшийся от удара молнии песок, кварц, кремнезём) и останки раковин белемнитов (вымерших головоногих моллюсков из подкласса двужаберных). Всё это добро считалось ушедшим в землю снарядом громовержца (Перуна, «подменившего» его св. Ильи, просто Бога), который через определённое время выходит поближе к поверхности.

 

Вот что писал о громовых стрелах Иван Егорович Забелин[8]:

Перун-Камень. А тот камень падает и стреляет сверху от грома; Цветом он разной бывает, а больши красен истинами; а он бывает клином на три угла, а иной на осмь и всхожь на копье, с одново тупого конца дырочка манинка в него, а другой конец востёр, что копьё; а находят их везде и по полям; он же и громовая стрела называем (…) Такова сила того камня Перуна: когда гром гремит и ты тот камень положь на стол липовой и естли гром велик и безпричины не пройдёт и тот камень на столе станет трястись и подыматца, а когда гром утихнет и он перестанет трястись. А когда кто испужаетца грому и положь тот камень в воду и он в воде станет стоять и дрожать и тое воду от испужанья давать пить, а кто не испужен и если его (камень) в воду положишь и он просто ляжет. Из того камня делать глаз в перстень и носить на руке от всякого видимаго и не видимаго злодея сохранён будешь и если тою рукою захощешь на кого злодея или в дерево ударить и ты выговори сию речь: «как гром бие и разбие и убивае, так и сия моя рука имеющая Перуновый камень разбивае и убивае», и ударь, то всё в дребезги разлетитца и рассыплитца. А тою рукой и перстнем бить чародеев добро и возмёт, и их ничто не закроет. Того же камня демони боятся, а носящий его не убоится напасти и беды и одолеет сопротивников своих. Аще кто и стрелу громовую с собой носит, тот может всех одолеть силою своею и против его никто не устоит, хотяб сильнее его был, нисколько. И добро сие содержат от обиды и нападения, а с нею в кулачки битца и боротца – одолеешь.

Палица

О палицах мы уже упоминали в прошлой статье, ну да повторимся...

Новгородская IV и Софийская I летописи сохранили следующую легенду о свержении идола Перуна в Новгороде:

...вошёл бес в [идол] Перуна и начал кричать: «О горе мне! Достался немилостивым сим рукам!». И скинули его в Волхов. Он же, проплывая под большим мостом, бросил палицу на мост и сказал: «На этом да поминают меня новгородцы». Безумные дерутся ею и ныне, творя утеху бесам.

Палица, видимо, была не одна. Хранился сей атрибут в в церкви святых Бориса и Глеба[9] и уходил в народ по особым дням ритуальных побоищ. Согласно приписке на полях Степенной книги, бытовали они вплость до 1652 года, пока митрополит Никон не изъял и не сжёг последние палицы, таким образом прекратив «бесовское то тризнище».

Впрочем, обрядовые бои теоретически могли продолжаться и позже, и уже без всяких палиц...

Топор

Статус Перунова атрибута топор получил в глазах исследователей, благодаря многочисленным находкам амулетов в виде миниатюрных топориков. Находки эти делались практически по всем древнерусским землям и связывались с дружинной средой (одна из функций Перуна – покровительство княжьей дружине).

Предположительно, такие амулеты выдавались отрокам (младшим дружинникам, относившимся к низшему разряду княжеской дружины) во время постригов и носились сначала именно как оберег, а по мере «карьерного роста» – уже как символ принадлежности к элите[10].

О символике топора, его восприятии как оберега, использовании в народной магии пишет Елена Евгеньевна Левкиевская[1]:

Топор – наряду с другими острыми железными предметами (ножом, серпом, косой и др.) – оберег и отгонное средство против нечистой силы и болезней. У восточных славян топор клали под ноги скотине при первом выгоне на пастбище, чтобы уберечь её от порчи и хищников; для этой же цели на Русском Севере пастух обходил стадо с топором; болгары забивали топор в дерево, чтобы защитить себя от волков. В Полесье топор клали под порог, чтобы вампир не смог проникнуть в дом; на Украине и у западных славян под постель роженице и под колыбель новорожденному наряду с другими железным предметами клали топор, чтобы оградить их от порчи и злых духов. Чтобы оградить живых от влияния смерти, топор клали под лавку, где лежал покойник, или на лавку после выноса тела. Сербы клали топор около обмолоченного жита, оставшегося вне амбара, чтобы защитить его от ночных демонов. В карпатском свадебном обряде дружка, вводя в дом новобрачных, ударял топором крест-накрест о притолоку двери, чтобы обезвредить возможную порчу. На Русском Севере считали, что водяной не сможет повредить человеку, если тот вслух упомянет о топоре и других острых предметах. Топор использовали, чтобы остановить град, символически «рассечь» градовую тучу.

Чтобы защитить от злых сил новорожденного ребенка, сербы для него делали амулет в виде маленького топора. Его изготовляли в полночь накануне пятницы муж и жена, раздевшись донага и сохраняя молчание. Ребенок, для которого был изготовлен амулет, должен был носить его всю жизнь в качестве оберега.

Топор, как предмет, сделанный из железа, используется в магической практике для сообщения человеку и скотины силы и здоровья. На Западной Украине, ложась спать на Новый год, около постели клали топор, а утром вставали на него, чтобы ноги были здоровыми и крепкими. Чтобы рана на ноге быстрее зажила, под ноги клали топор. Для этой же цели чехи утром в Страстную пятницу вставали босыми ногами на топор. Чтобы легче родить, сербские женщины пили воду, в которой был вымыт острый топор. В Полесье после выноса покойника из дома через порог бросали топор, чтобы оставшиеся члены семьи были здоровы.

В народных верованиях топор ассоциировался с мужским началом. В Белоруссии, если супруги хотели иметь мальчика, они в изголовье кровати клали топор, а если девочку – серп. У восточных славян было принято пуповину новорожденному мальчику отрезать на топоре. Согласно полесским аграрным обычаям, перед началом пахоты нужно воткнуть в землю топор, чтобы обеспечить хороший урожай.

Иногда лезвие топора ассоциировалось с острыми зубами грызунов и хищников, поэтому у болгар в первый день Великого поста запрещалось прикасаться к лезвию топора и других острых предметов, чтобы вредители не нападали на поля.

На украинских Карпатах и в Восточной Словакии применялись ритуальные топорики, которые служили знаком власти и магической силы старшего пастуха.

Орёл

В качестве ещё одного атрибута Перуна иногда рассматривают такую птицу как орёл.

Образ орла в славянском фольклоре характеризует Александр Викторович Гура[1]:

Орёл – Божья птица, царь птиц и владыка небес. Имеет также черты сходства с образом хищной нечистой птицы.

В белорусской загадке орёл наделён царскими и божественными атрибутами: «Под дубом райским, под крыжом царским два орлы орлують, одно яйцо балують (Крещение)». По украинскому поверью, все орлы происходят от царей. Роль орла как хозяина небес отражена в русской легенде о том, как Александр Македонский хотел взойти на небо, но орёл не пустил его туда. Орёл управляет небесными стихиями. Южные славяне считают орла предводителем грозовых туч. Ср. русскую загадку о туче: «Летит орлица по синему небу, крылья распластала, солнышко достала». В русском заговоре орёл мечет молнию: «Летел орёл из Хвалынского моря… кинул Громову стрелу во сыру землю». По южнославянским представлениям, орёл осуществляет связь между горним и подземным мирами: свободно проникает на небеса и спускается в преисподнюю.

Многие мотивы, связанные с орлом в народной традиции, книжного происхождения. Южнославянские поверья приписывают орлу необыкновенное долголетие. Он живёт дольше других птиц и способен возвращать себе молодость, купаясь в озере с живой водой на краю света (ср. в Библии: Пс. 102:5). Книжное происхождение имеет поверье о волшебном камне в гнезде орла: «орлов камень», или «огневик», защищает от огня, болезней и порчи.

С коршуном и ястребом орла сближают некоторые поверья и легенды. Так, поляки верят, что кукушка превращается как в ястреба, так и в орла и что ястребы и орлы не рождаются сами, а происходят от кукушки. По сербским представлениям, орёл, подобно коршуну, не имеет права пить воду во время безлунья (перед нарождением молодого месяца), во время Петровского поста или в самое засушливое летнее время до Ильина дня. В это время вода обращается для него в кровь и он вынужден страдать от жажды в наказание за то, что он якобы не выполнил поручение Бога очистить или выкопать источник.

Из приведённого материала видны следующие параллели между данной птицей и славянским громовержцем: орёл назывался Божьей птицей (а Перуна после крещения Руси в фольклоре иногда «замещает» сам Бог), орёл ассоциируется с верховной властью (которая есть одна из функций Перуна). орёл управляет грозовыми тучами и мечет громовые стрелы (подобно Перуну), орёл имеет некую связь с днём св. Ильи (одного их христианских «заместителей» Перуна). Кроме того, как было написано в разделе о дубе (Перуновом дереве), орёл связан и с ним.