Любимец полка
Деревню, где жила семья Сережи, в 1941 году заняли немцы. Маму и старшего брата Сережи Петра за связь с партизанами казнили. Сереже удалось сбежать.
«Шестилетний мальчик бежал в лес, боясь оглянуться назад. Силы покидали его. Казалось, что он упадет и больше не встанет. Тут и догонит его немец, большой, страшный, зеленый, — описывала в 1944 году его историю тульская газета „Коммунар“. — Сережа падал, но, превозмогая боль, поднимался и бежал все дальше. Вот уже лес сомкнулся за ним, а ребенок продолжал бежать. Когда силы совсем оставили мальчика, он сел на траву и заплакал.
— Мама!..
Но мамы больше не было. Никого из родственников не осталось у ребенка. Отец умер, когда Сережа еще только учился ходить. А мать и брата расстреляли немцы, от которых и убежал мальчик в лес.
Здесь он жил несколько дней, как затравленный зайчонок, питаясь травой, ягодами, желудями. Сердце ребенка поминутно сжималось от страха. Боялся он не темноты и одиночества, и не диких зверей. Он боялся тех человекоподобных зверей, которые ни за что ни про что убили его мать — орловскую колхозницу Настасью Алешкину и ее 19-летнего сына Петра.
Как-то, блуждая по лесу, Сережа встретил красноармейца-разведчика. Красноармеец доставил малыша в свою часть».
Разведчики 142-го гвардейского стрелкового полка 47-й гвардейской стрелковой дивизии перенесли мальчика на руках через линию фронта, к своим.
Деревня Грынь, где жил Сережа, теперь находится в Ульяновском районе Калужской области. Но в первые годы войны этот район входил в состав Орловской области, потому и мама Сережи названа орловской крестьянкой. Фамилия же Алешкина появилась со слов самого мальчика. Когда его спросили, как зовут, он важно ответил:
- Алешкины мы.
Путаницу с фамилией разгадали не сразу. Сейчас самого юного сына полка той войны все знают как Алешкова.
Мальчика оставили в части. Справили ему настоящую форму, и он, как мог, служил родине вместе со своими боевыми товарищами: носил почту и патроны, в период затишья читал стихи, пел песни. «Своей жизнерадостностью, любовью к части и окружающим, в чрезвычайно трудных моментах вселял бодрость и уверенность в победе. Тов. Алешкин — любимец полка», — писали в боевой характеристике.
Приемные родители
Особенно мальчик привязался к молодому командиру полка. Михаилу Даниловичу Воробьеву, бывшему крестьянину из Челябинской области, в 1942-м всего-то 35. На войне с первых дней. Участник обороны Тулы, куда его 154-я стрелковая дивизия прибыла еще 29 октября.
«Мы от самого Брянска не выходили из боев и надеялись на отдых, — писал Михаил Данилович в своих воспоминаниях. — Но хотя наступал вечер, ни один полк на тульских улицах не задержался. Дивизию отвели на южную окраину города. Значение обороны Тулы каждый из нас понимал — позади Москва. И работали мы все в ту ночь, не разгибая спин. В кромешной темноте, под проливным дождем оборудовали проволочные заграждения, различные противопехотные и противотанковые препятствия. Ставились минные поля. Всю ночь подвозились боеприпасы».
Вспоминает он и о комсомолках — тулячках, пополнивших медико-санитарный батальон дивизии.
«На них без улыбки нельзя было смотреть. Почти все в шинелях и шапках непомерно больших — дивизионные снабженцы не могли предусмотреть появления в числе своих подопечных солдат такого роста.
Там, под стенами Тулы, я встретился со своей будущей женой. Нина Андреевна вместе со мной прошагала потом тысячи километров военных дорог и закончила войну в Берлине».
Нина Андреевна Бедова — совсем молоденькая девушка. В дни обороны Тулы ей всего-то 17, на 12 лет больше, чем у своего будущего приемного сына. В войну она была награждена боевым орденом Красной Звезды.
Свадьбу свою, в короткий период между боями, после которой Сергей Алешков получил не только отца, но и маму, Михаил Воробьев вспоминал с теплотой.
«На лужайке, на лесной опушке расстелили брезент — вот и стол готов. На костре напекли пирожков. Наполнили водкой алюминиевые кружки и банки из-под консервов. Приехали из дивизии верные друзья Василий Минаевич Шугаев и Павел Захарович Мусатов, сестра Нины Андреевны — Лиза. Были тосты за победу и, конечно, за счастье молодых, у которых уже сын герой. За то, чтобы всегда встречать вот так же — этот день. И таким же составом близких людей.
Мы, конечно, были великими фантазерами. Ведь пройдет всего несколько месяцев, и не станет среди нас Лизы Бедовой — „трассирующей“ Лизы, как ее называли в полку за быстроту, с которой она всегда выполняла приказы начальников.
Нину и Лизу солдаты любили, но очень немногие верили, что они — сестры. Считали, что просто однофамильцы. Нина — худенькая, черноволосая, веселая. У Лизы волосы рыжие. Она крупнее, серьезная, деловая. В хуторе Зимовском, на Дону, когда тыл дивизии попал под жестокую бомбежку, Лиза прямо на улице перевязывала раненых, а потом таскала и таскала их в укрытия до изнеможения. За этот подвиг и была награждена своей первой солдатской медалью „За боевые заслуги“».
Сам Михаил Данилович был четырежды ранен, дважды — тяжело. Был награжден орденом Ленина, тремя орденами Боевого Красного Знамени, двумя — Красной Звезды, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, многими медалями. Был участником кровопролитного штурма Зееловских высот в Берлине. Лично присутствовал при подписании акта о капитуляции столицы Германии. В тот же день 2 мая вместе с женой, старшиной медицинской службы, они пришли к рейхстагу. «Воздух Берлина еще пахнет гарью, а дышится легко, вольно: мир»! — вспоминал он.
Приемные родители Сережи Алешкова.
А в письме к сыну тогда отмечал: «Мы расписались на рейхстаге, побывали в имперской канцелярии и бункере Гитлера, осматривали уцелевшие памятники. Фотографировались. Снимки я тебе потом пришлю. Поздравляю тебя с Победой. Ты ведь тоже внес свой вклад. Желаю тебе успехов в учебе. Привет от однополчан. Целую. Папа».
С Ниной Андреевной Михаил Данилович Воробьев прожили всю жизнь. Браки тогда были крепкими.
Чечетка с генералом
Но вернемся к рассказу о юном герое. Ведь даже взрослым выживать на войне непросто. Тем более совсем маленькому мальчику. Михаил Данилович вспоминает, как однажды он подвергался смертельной опасности.
«В подразделения поступили санитарные собаки. В условиях позиционных боев они оказались просто незаменимы. В каждой упряжке было по четыре-шесть собак, возили они или тележку, оснащенную маленькими колесиками, или деревянный лоток в виде лодки с выпуклым дном. Использовался такой транспорт там, где на открытой местности нельзя было подъехать на лошади, а тем более на санитарной машине. Наши четвероногие друзья вывезли из-под огня сотни тяжелораненых.
Наш полк получил десять таких упряжек. Их разместили в тылу полка, в деревне Булгаковке. Однажды сержант-инструктор вел по улице на поводке упряжку. Как мог Сережа пропустить такую чудесную возможность прокатиться! Получив разрешение сержанта, он завалился в тележку. И вдруг откуда ни возьмись на дорогу выскочила деревенская собачушка. Увидев чужака, собаки-санитары бросились на нее. Собачушка в поле наутек, они — за ней. Сержант, к великой радости Сергея, не смог удержать упряжку за поводок.
Поначалу казалась смешной картина: бежит маленькая собачонка, за ней во весь дух — упряжка мощных собак, а в тележке сияющий сын полка.
А мчались они в сторону противника. Ничего уже нельзя было поделать. К счастью, к деревне подъезжал на мотоцикле мой адъютант Федор Орлов. Он бросился наперерез собакам. Сережа был спасен».
Однажды Сережа пришел к артиллеристам и сказал, что видел двух мужчин, прятавшихся в скирде соломы. Проверили, и действительно вырыли из соломы двух гитлеровцев с рацией, корректировавших огонь своих батарей.
«Молодец! — погладил я мальчика по голове, — рассказывал его приемный отец. — Но маленький солдатик сердито отстранился. Он вообще не терпел ласку на людях. Был не по годам серьезен. Но и по-детски тщеславен. Считал себя не просто сыном заместителя командира полка, но и его адъютантом. А поскольку все адъютанты — офицеры, то Сережа и для себя потребовал офицерское звание. В шутку мы произвели его в младшие лейтенанты, выдали потом и соответствующие погоны по форме, когда они были введены. И мой названый сын каждое утро исправно являлся в штаб: докладывал, что прибыл для несения службы. А раз на службе, то — различные, посильные для него поручения».
При выполнении одного из таких поручений в ноябре 1942 года Сережу ранило в ногу во время бомбежки.
«Прошло несколько месяцев. Я уже был командиром полка. Однажды, как всегда явившись „на службу“ в мой блиндаж, Сережа встретил комдива — генерала Ф. А. Осташенко, сменившего генерала Я. С. Фоканова, ставшего командиром корпуса. Мальчик не растерялся. Попросив у комдива разрешения, он обратился ко мне:
- Товарищ гвардии майор, какое сегодня дадите задание?
И спустя годы Федор Афанасьевич еще сомневался, не разыграли ли его тогда.
В боях гвардейцы поизносились, а дивизионное начальство не очень-то было щедрым. Но в ту минуту я совсем не думал о каком-то дипломатическом ходе. Просто как-то вырвалось само собой:
- Отправляйтесь в пулеметную роту, проверьте состояние обмундирования и снаряжения.
Вечером уже все знали, как мой „адъютант“ выполнял „приказ“.
Пулеметчики были на отдыхе. Сережа обратился к их командиру Александру Мещерякову:
- Постройте бойцов для проверки.
Комроты хотел было все обратить в шутку. Рассмеялся, ласково привлек маленького солдата за плечи. Но Сережа решительно отстранился:
- Я выполняю приказ командира полка.
Рота была построена. Сережа скомандовал:
- У кого рваные сапоги — три шага вперед!
Вышли вперед многие. Стольких не запомнишь. „Адъютант“ достал из планшета блокнот и карандаш, подошел к правофланговому. Чтобы никто не слышал, тихо спросил:
- Скажи, ты писать умеешь?
Получив утвердительный ответ, приказал бойцу:
- Запиши фамилии…
Когда Сережа возвратился, генерал Осташенко еще был у меня. Посмеялся, оказавшись свидетелем рапорта „адъютанта“ командиру полка. А перед уходом все же сказал:
- Давай, майор, свою заявку на обмундирование, так уж и быть подпишу».
А 27 апреля 1943 года Федор Афанасьевич Осташенко вручил солдату Алешкову медаль «За боевые заслуги» — за спасение жизни командира полка. Шел ему тогда седьмой год.
Случилось так, что, когда Сережа с командиром шли на КП, неожиданно налетели «юнкерсы».
«Сережа, быстро в щель! — скомандовал я. А сам перебежками — к блиндажу. Только заскочил в него, как прямое попадание бомбы.
Это, оказывается, видел Сережа. Самолеты еще не отбомбились, а он уже был на КП. Попробовал сдвинуть балку, преградившую вход, но было не по силам. Сережа бросился к саперам.
- Там, — еле переводя дух, крикнул он, — папа!..
Саперы откопали меня, я был ранен и контужен».
Расстался с родным полком Сережа уже в Польше, на Магнушевском плацдарме.
Сережа и генерал Чуйков.
«По случаю вручения Сталинградской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова гвардейского знамени был в частях торжественный обед. Были тосты, песни и отчаянные пляски. К нам в полк приехал командарм. В разгар веселья увидел Сережу, подошел.
- Что же спляшем с тобой, герой? — спросил, улыбаясь.
- Сесетку.
Он еще плохо выговаривал отдельные буквы. Но плясал тогда чечетку с прославленным генералом, по нашему общему мнению, отменно.
Об этом они — Маршал, дважды Герой Советского Союза и сын гвардейского полка — вспомнили при встрече, состоявшейся уже через двадцать восемь лет. Тогда Сергей приехал из Челябинска в командировку в Москву. И решил навестить Василия Ивановича Чуйкова. Маршал, оказывается, не забыл его. Крепко обнялись, расцеловались. А потом долго беседовали. О том, как плясали тогда, в сорок четвертом, „сесетку“, как командарм подарил юному гвардейцу маленький браунинг системы „вальтер“ и, к великому огорчению сына полка, распорядился послать его в Тульское суворовское училище».
Суворовец
Приемная комиссия училища не допускала Сережу до занятий, сочтя его здоровье слабым. Пришлось снова вмешиваться Василию Ивановичу Чуйкову, и это помогло.
«Вот он четким шагом идет в строю воспитанников Тульского суворовского училища, и даже товарищи, среди которых имеется не один десяток юных орденоносцев и медаленосцев, с уважением посматривают на восьмилетнего героя, — рассказывал «Коммунар» в очерке «Суворовцы», посвященному началу занятий в училище.
В рядах тех юных суворовцев были участники обороны Ленинграда, Москвы, воспитанники воинских частей — испытанные, смелые разведчики. Здесь учились 83 мальчика из блокадного Ленинграда, более 30 сынов полка и юных партизан.
Михаил Данилович Воробьев.
«Вчера в училище начались занятия. Ровно в 6 часов 30 минут утра труба горниста прозвучала по всем этажам интерната, — продолжал журналист. — Ожили молчаливые дортуары. Юные суворовцы быстро поднялись с постелей, провели физкультурную зарядку, умылись, оделись, позавтракали. В 8 часов будущие офицеры уже сидели в классе. Занятия начались строго по расписанию. У одних — урок русского языка, у других — арифметика, у третьих — история. В здании училища — порядок и чистота. В спальнях (дортуарах) аккуратно заправлены постели. В коридоре в строгом порядке висят форменные шинели с алыми петлицами и погонами, на полках поблескивают лаком козырьков фуражки.
В учебном плане особе внимание отводится строевой и физической подготовке. Математика здесь будет проходиться в более обширном объеме, чем в средних школах. Обязательными предметами являются два иностранных языка. Воспитанники будут также обучаться музыке, пению, рисованию, танцам».
На каникулы он приезжал к своим приемным родителям. А пока они были на фронте, писал письма.
«Дорогой папа! Учусь я хорошо. Преподаватели довольны. Очень скучаю без Вас. Здесь много таких, как я, детей офицеров. Папы у некоторых погибли на фронте. Мы дружим между собой. Ваши письма читаем вместе. Вслух. И всегда очень ждем фронтовых вестей. Расскажите о последних битвах подробнее. Привет Вам от моих товарищей».
Михаил Данилович «письма-отчеты», как он их называл, старался писать как можно скорее — понимал, что у Сережи немалый фронтовой опыт, и любую задержку с ответом мог понять по своему.
Сергей окончил училище в 1954 году. Поступил в Харьковский юридический институт. Работал юристом, потом прокурором в Челябинске — там, где жила его новая семья, Михаил и Нина Воробьевы. В 1985 году был награжден орденом Отечественной войны I степени. Умер рано, в 1990 году.
Свежие комментарии