Джордано Бруно (рожд. январь 1548 г. — смерть 17 февраля 1600 г.) — итальянский философ и поэт. Преследуемый церковниками за свои взгляды. Был обвинен в ереси и свободомыслии и после 8 лет тюремного заключения сожжен на костре.
Происхождение. Ранние годы
Джордано Бруно родился в семье солдата Джованни Бруно, в местечке Ноли. При крещении дано имя Филиппо; имя Джордано он получил в монастыре Сан-Доменико в Неаполе совсем молодым, а с 1572 года стал священником. Еще в годы студенчества проявился его мятежный характер.
Костер на площади Цветов
Почему учение итальянского философа про бесконечную Вселенную и множественность обитаемых миров в ней показалось инквизиции до такой степени опасным, что для его искоренения 17 февраля 1600 года в Риме на площади Цветов был разведен костер? На этот вопрос по-разному отвечают уже не одну сотню лет.
Причины сожжения Джордано Бруно
В. С. Рожицын — автор фундаментального исследования процесса Бруно пишет, что причины осуждения Бруно были непонятными даже для многих свидетелей казни, т. к. перед народом был зачитан приговор без обвинительного заключения. В самом приговоре отсутствовала главная деталь — причины осуждения. Были только упоминания о восьми еретических положениях, дававших основание объявить философа нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. Однако в чем конкретно состояли положения, которые повлекли за собой осуждение, не разъяснялось.
Из за юридической некорректности приговора по Риму поползли слухи, что Джордано Бруно сожгли «за лютеранство», что было бы грубейшим нарушением достигнутого в 1598 году соглашения о примирении между протестантами и католиками. Опровергая подобного рода слухи Каспар Шоппе — человек, близкий к папскому двору, — объяснял в письме к своему другу, что сожженный был не лютеранином, а воинствующим еретиком, учившим в своих книгах таким чудовищным и бессмысленным вещам, как, к примеру, то, что миры бесчисленны, что душа способна переселяться из одного тела в другое и даже в другой мир, что магия — хорошая и дозволенная вещь, что дух святой — это душа мира и т. д. и т. п. Не желая раскаиваться в своих грехах, писал Шоппе, Бруно жалко погиб, отправившись, думаю я, в другие, измышленные им миры, рассказать, что делают римляне с людьми богохульными и нечестивыми.
Каспар Шоппе, послание которого в течении долгого времени оставалось единственным письменным свидетельством о причинах сожжения Бруно, несомненно связывал ересь Бруно с учением о множественности миров, правда характер такой связи и не был достаточно ясен. Косвенным подтверждением связи осуждения философа с его учением о множественности миров может служить и то, что под запрет и сожжение попали книги философа. И наконец, самым важным свидетельством этой связи была та настороженная враждебность, с какой церковь начала относиться ко всему, что хоть как-то могло напоминать ей идеи Бруно: запрет 1616 года на распространение учения Коперника, осуждение в 1633 году Галилея, неоднократные, хотя и абсолютно неэффективные попытки запретить книгу Фонтенеля «Беседы о множестве миров» (1686 г.) и многое другое.
Арест. Допросы
В ночь с 23 на 24 мая 1592 года Джордано Бруно был арестован инквизицией Венецианской республики. Основанием для ареста стали доносы дворянина Джованни Мочениго. 26 мая начали допрашивать Бруно, а 2 июня, отвечая на вопрос о сути своей философии, Бруно сказал:
«В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная Вселенная, созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойным благости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создать, кроме этого мира, и другие бесконечные миры, создало конечный мир.
Итак, я провозглашаю существование бесчисленных миров, подобных миру этой Земли. Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другим звездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечном пространстве».
Навряд ли, конечно, такого рода взгляды могли показаться следователю бесспорными, но в данный момент философия Бруно интересовала его лишь постольку, поскольку о ней упоминал в своем доносе Мочениго, рассказывая при этом о вещах, куда более страшных, чем иные миры. Так, Мочениго утверждал, что проживавший в его доме в качестве учителя Бруно в разговорах не раз отвергал догматы католической церкви, называл Христа обманщиком, дурачившим народ, издевался над непорочным зачатием, рассуждал о каких-то бесчисленных мирах, заявляя, что хочет стать основателем «новой философии» и т. д. и т. п.
Эти обвинения философ отверг категорически, а на первый (и обязательный!) вопрос следователя, знает ли арестованный, кто мог написать на него донос и нет ли у писавшего каких-то причин для мести, Бруно сразу же назвал Мочениго и объяснил, что, хотя он добросовестно выполнил все взятые на себя обязательства по обучению Мочениго так называемому «луллиеву искусству» (моделированию логических операций при помощи символических обозначений), последний не хочет рассчитаться и желает всеми силами задержать Бруно у себя дома.
Тем самым, согласно закона донос Мочениго терял юридическую силу, а венецианские знакомые Бруно отказались подтвердить предъявленные ему обвинения. По сути, философ мог надеяться на освобождение, но в это время на него донесли сокамерники, сообщившие, что Бруно издевается над их молитвами и проповедует какие-то ужасные вещи, утверждая, в частности, что наш мир — это такая же звезда как те, которые мы видим на небе. По закону такой донос не могли рассматривать как дополнительное основание для обвинения, потому как исходил от лиц, заинтересованных в смягчении своей участи. Но тем не менее он был приобщен к делу, а у инквизиции появились довольно серьезные сомнения в искренности арестованного.
Предвосхищая вопрос о возможности каких-то провокаций со стороны инквизиции или просто ложных доносов, следует отметить, что стремление лезть на рожон всегда было отличительной чертой характера Бруно. В воспоминаниях современников он сохранился как человек импульсивный, хвастливый, не считавшийся в пылу полемики ни с чувством собственного достоинства собеседников, ни с требованиями элементарной осторожности и даже логики. При этом все эти, безусловно, не украшающие Бруно черты характера нетрудно обнаружить и в его всегда ярких, полемически заостренных сочинениях. Потому у нас нет особых оснований считать, что доносчики — люди в основном малограмотные и богобоязненные — что-то специально выдумывали, чтобы опорочить философа. К сожалению, с этой задачей он справлялся самостоятельно.
Обвинения в прямых ересях и кощунствах он категорически отвергал, или говорил, что его неправильно поняли и исказили его слова, или, в сомнительных случаях, выкручивался утверждая, что имея сомнения и неправильные взгляды, держал их при себе и никогда не проповедовал. Понятно, что такое поведение Бруно вряд ли могло убедить следователей и судей в его искренности и набожности. Скорей они могли предположить, что философ попросту издевается над символами веры, и сделать из этого соответствующие выводы.
«Ты, брат Джордано Бруно, … еще 8 лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшей нелепостью говорить будто хлеб превращается в тело (господне)» и т. д. Так начинался приговор, в котором Бруно был публично объявлен нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком, и после знакомства с материалами процесса нам трудно не согласиться с теми историками, которые считают, что согласно законам тех времен, «дело Бруно» не было расправой над невинным. Другой вопрос, в чем конкретно виноват Бруно? Публично перечисляются кощунства, которые способны поразить чувства верующих, но ничего не сказано об обстоятельствах, в которых они произносились.
Между тем, для вынесения приговора крайне важно знать, были ли эти слова частью еретической проповеди или они были произнесены в частной беседе, или вообще были риторическими оборотами в богословском диспуте. К сожалению, все эти «тонкости» в приговоре не разъясняются, а сам приговор напоминает скорей донос, чем юридический документ, содержащий четко выделенные причины осуждения.
Немало вопросов вызывает и то обстоятельство, что, имея дело с отпетым еретиком и святотатцем, инквизиция тянула дело на протяжении 8 лет, хотя в приговоре специально отмечалось похвальное рвение инквизиторов. Но разве для того, чтобы разобраться с кощунствами, могло потребоваться столько времени? Далее, неужели для осуждения всех подобных богохульств понадобилось созывать конгрегацию из 9-ти кардиналов во главе с папой? Нельзя ли в связи с этим предположить, что церковь, обвиняя Бруно публично в грехах, понятных толпе, в действительности наказывала его за грехи, о которых народу знать не полагалось?
За что на самом деле сожгли Джордано Бруно?
И все же попытки утверждать, что Бруно сожгли «за множественность миров», коперниканство, бесконечность Вселенной или другие философские учения, наталкиваются на весьма серьезные возражения. Так, А. Ф. Лосев вполне резонно указывает, что многое в учении Джордано Бруно было созвучно идеям его предшественников и последователей — Николая Кузанского, Фичино, Коперника, Галилея, Кеплера и других, однако инквизиция по какой-то причине отправила на костер только Бруно.
Анализируя причины такой селективности, Лосев писал, что роковую роль в судьбе философа сыграло то, что он развивал очень последовательную, без каких-то оглядок на «христианскую совесть» версию пантеизма — философско-религиозного учения, как бы растворяющего Бога в природе, отождествляющего Бога и мир. Такое растворение, характерное для языческого, античного неоплатонизма, вело к фактическому отрицанию творца мира как надмировой абсолютной личности и, как следствие, к антихристианству и антицерковности. Вот за этот языческий неоплатонизм, считает Лосев, Бруно и мог пострадать.
Проводя анализ процесса Бруно резонней спросить, не за что (причины для расправы можно найти всегда), а для чего его сожгли? Ведь по сути подсудимого можно было без всякого шума «сгноить» в тюрьме инквизиции, где он уже просидел 8 лет. Но церковь почему-то устроила публичную казнь, не объясняя толком, за что именно сжигают человека, точней, обвинив философа в примитивных кощунствах.
Впрочем, возможно именно в такой дискредитации мыслителя и состояла основная цель судей? Но это может означать, что основную опасность представлял уже не сам философ, а его учение, которое могло распространяться благодаря тому, что ряд книг философа был издан. Это учение и требовалось как-то дискредитировать, продемонстрировав, что из себя представляет его автор — «нераскаявшийся, упорный и непреклонный еретик». Но важней попытаться понять, почему учение Бруно представляло (и представляло ли) опасность для церкви?
Свежие комментарии