В большинстве своем историки характеризуют систему власти, существовавшую в СССР, как тоталитарную. Власти стремились контролировать даже наиболее, на первый взгляд, незначительные стороны жизни людей, в частности – филателию. За период 1921-1939 годов хобби, которое предусматривало коллекционирование марок, претерпело кардинальные изменения. В своей статье историк Джонатан Грант попытался рассказать, как именно это происходило.
Социальная реконструкция филателии была начата советскими властями с публичной дискуссии, которая была опубликована в издании «Советский филателист», а позже – на страницах «Советского коллекционера». Чиновники и энтузиасты в данной статье вели горячие споры о том, какое общественное значение имеет коллекционирование марок. Власть требовала от филателистов в полной мере отказаться от старой буржуазной концепции данного хобби.
На территории Европы и в Соединенных Штатах Америки коллекционирование марок составляло часть капиталистической культуры в силу того, что марки были товаром и имели определенную рыночную стоимость. Это давало возможность филателистам ощущать себя как часть свободного рынка. Там были инвесторы, торговцы и спекулянты.
Советская власть всего за несколько лет сумела установить практически полный контроль над коллекционерами путем создания нескольких институциональных структур. Изначально были установлены четкие границы: статья 136 Уголовного кодекса РСФСР от 1921 года предусматривала, что обмен марками с иностранными коллекционерами монополизировался государством, а за нарушения предусматривалось тюремное заключение до полугода. С целью контроля власти создали Организацию уполномоченного по филателии и бонам. Существовала и другая структура – Российское бюро филателии, которое занималось решением общих вопросов, связанных с филателией. Обе структуры работали как единое целое.
Во главе ОУФБ стоял Федор Чучин, который был известным коллекционером. Именно ему пришла в 1921 году в голову идея о необходимости введения государственной монополии на международный обмен марками с целью направлять прибыль от этих операций на оказание помощи голодающим детям. Помимо этого, он также занимал должность главного редактора журнала «Советский филателист».
В 1924 году руководством ОУФБ была создана еще одна структура, на этот раз международная – Филателистический интернационал, целью которой было ведение борьбы филателистов-рабочих против буржуазных торгашей.
Начиная с 1929 года советской властью продажи марок за рубеж стали постепенно расширяться. Это имело не только экономическое, но и важное идеологическое значение, поскольку марки за рубежом показывали выдающиеся советские достижения. Помимо этого, за них государство получало валюту, которой практически всегда не хватало.
Те филателисты, которые занимались международным обменом, были обложены соответствующим государственным налогом. Подобное для советской власти было достаточно необычно, и демонстрировало, что она с большим недоверием относилась к таким людям. Филателисты воспринимались как нэпманы, торгаши, деятельность которых, несмотря на то, что была официально разрешена, все же не приветствовалась. Более того, среди сотрудников Российского бюро филателии коммерция также была достаточно широко распространена, и организация вынуждена была бороться с ней.
В 1930 году главный редактор «Советского коллекционера» писал в своей колонке о том, что в среде филателистов есть немало спекулянтов, нечестных менял, изготовителей фальшивок и прочих личностей, рассматривавших коллекционирование в качестве источника личной наживы. Впрочем, это нисколько не преуменьшает значение филателии как культурного хобби. Примечательно, что слова о культурной значимости коллекционирования были показательными – филателисты отчетливо понимали, что почва под ними очень зыбкая, поэтому при малейшей возможности они старались напомнить властям о своей общественной полезности и лояльности.
Власть рассматривала филателию, как нечто подобное обмену валют, который в Советском Союзе был запрещен. В период Гражданской войны в некоторых районах марки и правда использовались в качестве денежных знаков. Важно отметить, что не только финансовая сторона вопроса волновала государство. Деятельность, которая формировала спрос на определенные дефицитные товары, от продаж которых спекулянты получали прибыль, с точки зрения идеологии полностью расходилась с целями СССР.
Несмотря на это, власти активно использовали коллекционирование с целью продвижения собственных идеалов. Советские марки можно рассматривать в качестве визуальных прокламаций тех ценностей, которые государство поддерживало и стремилось распространить в обществе. Таким образом, по ним довольно легко было определить, на какие группы власти делили общество. Марки первых лет советского режима показывали солдата, рабочего и крестьянина, которые являлись символами обороны, промышленности и сельского хозяйства. Со временем этот социальный набор был немного расширен.
На марках 1922-1923 годов солдат, рабочий и крестьянин изображались в виде классических бюстов – в подобном стиле, как правило, показывали глав государств и монархов. И это было вовсе неслучайно – поскольку марки являлись олицетворением власти рабочих и крестьян.
Самое интересное, что эти три вида марок вовсе не выглядели равноправными партнерами. С самого начала автор бюстов Иван Шадр изобразил на марках рабочего, а после – солдата. Эти две марки были напечатаны в декабре 1922 года. Третья марка, с изображением крестьянина, появилась лишь в мае 1923 года. Более того, рабочий и солдат в этой серии были изображены каждый на четырех марках, в то время как крестьянин – всего на одной. Подобное в полной мере отвечало концепции советского государства Ленина как диктатуры пролетариата, основанной на вооруженных силах.
В 1929 году в Советском Союзе появились новые марки, в изображениях которых учитывалась политики коллективизации и индустриализации. Крестьянин был заменен колхозником как равноправным партнером рабочего. Некоторые марки содержали изображения женщины – колхозницы и работницы. В те годы Сталин говорил об уравнивании в правах мужчины и женщины при помощи колхозов, и данная серия марок демонстрировала этот тезис.
Постепенно, с течением времени, сюжеты менялись. В 1939 году рабочий изображался как шахтер или литейщик, а после 1948 года, в поздний период сталинизма к изображениям был добавлен ученый. А колхозник изображался как комбайнер.
Существовала еще одна социальная группа, которая имела важное значение – это члены партии ВКП(б), а позже и КПСС. Часто на марках изображали партийных функционеров, не только живых, но и покойных, и в первую очередь, Ленина, на марки с изображением которого приходилось примерно 11 процентов всех марок, выпущенных после 1923 года. Первая, траурная, серия появилась в 1924 году, практически сразу же после смерти вождя мирового пролетариата. Кроме стандартных портретов, Ленина изображали ребенком и юношей, создателем коммунистической партии и государства, а также в виде духа-покровителя определенных видов общественно-полезной деятельности.
Члены коммунистической партии, портреты которых попадали на марки еще при жизни их владельцев, как правило, имели отношение к официальной политике государства. Так, в частности, в 60-летию Калинина появилась серия марок, в которой он был изображен как рабочий в литейном цехе, оратор на трибуне и крестьянин с серпом. Иными словами, Калинин являлся олицетворением крестьянина, рабочего и партии.
Помимо этого существовало немало марок с советскими лозунгами.
Еще одним идеологическим фактором, который оказал влияние на концептуализацию коллекционирования было стремление властей контролировать все общественные организации. С этой целью было создано единственное объединение, которое полностью контролировалось режимом и вокруг которого все зачищалось.
Чучин, будучи главой ОУФБ, интересы партии и административных органов СССР ставил намного выше интересов коллекционеров. Так, к примеру, в начале 1923 году он говорил о том, что государство и филателия являются неделимыми. В своей работе он руководствовался понятием общественной пользы – если коллекционирование не несло полезной функции в социальном аспекте, то в нем не было никакого смысла.
Когда подошла к завершению кампания по борьбе с голодом, Чучин придумал для своей организации новую цель – оказывать помощь беспризорным детям. Им двигал вовсе не чистый альтруизм – в том случае, если бы не нашлось подходящей цели, структура ОУФБ просто прекратила бы свое существование.
Рядовые члены государственных филателистических структур находились под постоянно угрозой быть обвиненными в спекуляции, поэтому они старались найти себе место в социалистическом обществе. По их словам, филателия вовсе не была буржуазным хобби, а революционным, которое поддерживали Маркс и Энгельс. Чтобы подтвердить свои слова, она даже приводили отрывки из писем Энгельса, адресованных дочери Маркса, которой он оказывал помощь в собирании марок.
Та часть коллекционеров, которые были на легальном положении, вели дискуссии относительно роли их увлечения в процессе строительства социалистического общества. В вои структуры они привлекали рабочих, вели жаркие споры о роли коллекционирования в культурной революции и все с единой целью – дополнительно легитимировать филателию. Но, по большому счету, все эти действия можно рассматривать как псевдопролетаризм, потому как все, что делали коллекционеры, в первую очередь было направлено на защиту их увлечения.
Филателисты на заводах читали лекции и вели пропаганду своего хобби, однако особого успеха в этом не достигли, поскольку рабочие не спешили пополнять ряды коллекционеров. Именно на тот период времени на первый план вышла другая стратегия – издание и рассылка пропагандистских буклетов на разных языках, ведение пропаганды социализма за рубежом. Советским людям филателисты объясняли, что их хобби очень полезно для образования, потому как по изображениям на марках можно изучать историю.
История существования филателии в СССР помогает понять, насколько советский режим был одержим желанием установления тотального контроля над обществом. Филателисты для государства не представляли никакой угрозы, но несмотря на это, власти достаточно быстро подмяли под себя и столь невинное увлечение. Самое интересное, что соответствующие решения принимало вовсе не высшее партийное руководство, а партийные функционеры среднего звена.
Свежие комментарии